Охотники до чужих денежек - Страница 4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Мне никто не нужен, – угрюмо отрезала Эльмира.

– Такого быть не может и не должно. У тебя сколько раньше друзей было! Толпами ходили все за тобой. А сейчас что?

– Друзья познаются в беде. – Эльмира принялась беспорядочно водить чашечкой по столешнице. – Как только эта самая беда нагрянула, так и друзья все испарились. Вот одна ты и осталась. Разве не так?

– Нет, не так. – Зойка с вожделением уставилась на дверцу холодильника, поблескивающую в свете солнечного дня хромированными боками. – Слушай, мне это кажется или я действительно видела у тебя на полке рыбку копченую?

– Кажется. – Синие глаза подруги насмешливо блеснули.

– Ой, нет. Ой, не кажется. – Зойка, скрипнув стулом, проплыла к холодильнику. Открыла дверцу и вскоре торжествующе изрекла: – А ты, оказывается, ко всем своим прочим недостаткам еще и жадина!

– А ты обжора.

– Ух, как пахнет. Свежая?

– Свежая, трескай, не бойся. – Эльмира тяжело вздохнула, позавидовав здоровому аппетиту своей подруги. У нее последнее время оный совершенно отсутствовал. – А насчет друзей, Зой, вот что я тебе скажу... Пока всем было весело, мы кучковались. Как только...

– Хватит! – оборвала ее Зойка с набитым ртом. – Тебя терпеть... Ты дохлого из гроба поднимешь, своими «а почему», «а откуда», «чего это вдруг». Тебя все знали и любили совсем другой, а ты как с цепи сорвалась. Зачем Герке принародно бутылку пива на голову вылила?

– А зачем он мне в трусы полез? – небезосновательно возмутилась Эльмира. – Я его об этом просила? Утешить он меня хотел, видите ли! Да шел бы он к черту с таким своим утешением...

– Ладно, пусть так. – Зойка вылила в ладонь моющего средства для посуды и принялась интенсивно намыливать руки. – А Лялька чем виновата? В тарелку с тортом зачем ты ее лицом окунула?

– Не лицом, а рылом, – поправила подруга. – Рыло у нее, поняла?

– Если она лесбиянка, это не говорит о том...

– Зой, господи ты боже мой! О чем мы спорим? – Эльмира вытянула длинные стройные ноги и, упав грудью на стол, печально изрекла: – Друзья... Просто я раньше была терпимее ко всяческого рода проявлениям, а сейчас нет. Знаешь, что такое переоценка ценностей?

– Это у меня случается после каждого ушедшего из моей жизни мужика.

– То мужики... А у меня из моей жизни ушли самые близкие и любимые мной люди. – Голос ее в этом месте зазвенел. – Мои предки... Я любила их больше жизни. Мне никто больше не нужен был. Между нами не было никаких конфликтов, никакого непонимания. Что я тебе рассказываю, ты и сама все знаешь. А тут вдруг – раз, и все. И нет их рядом. Та пустота, что разом разверзлась, едва не поглотила меня. Мне было больно, вернее, мне и сейчас больно. Просто боль несколько притупилась.

– Элечка, милая... – Зойка шмыгнула носом. – Я все понимаю. Я люблю тебя. Но я не могу справиться с этим. Вернее, я не тот человек, который способен помочь тебе. Нужен специалист, он бы...

– Спятила, да?! – Эльмира со злостью громыхнула стулом, подскакивая. – В психушку меня хочешь отправить?! Кто надоумил?! Педик этот – Ромочка? Он присоветовал тебе?! Предательница!

– Нет, ну это уж слишком. – Терпение Зойки все же лопнуло. Она швырнула со злостью столовую тряпку в раковину и решительным шагом направилась в прихожую, по пути приговаривая: – Тебе действительно нужно в психушку! Ты и на самом деле больна! Я ей как человеку, а она!..

Эльмира за подругой не пошла. То и дело сжимая и разжимая кулаки, она наблюдала, как та, кряхтя, надевает сапожки, застегивает куртку-дутик и хватается за дверной замок.

Потом Зоя будто вспомнила о чем-то, повернула к ней сердитое, а от того совершенно лишенное привлекательности лицо и, чеканя каждое слово, произнесла:

– Я больше не приду к тебе никогда! Поняла, дрянь?!

Эльмира молча кивнула.

– Ты больная! Ты это знаешь?!

Опять нет возражений.

Зойка забеспокоилась. Такое поведение подруги ее пугало даже больше, чем откровенные грубые наскоки. Она потопталась у порога. Сердито посопела. И вдруг ляпнула, сама не зная с чего:

– Эл, а что тебе такого сказал Данила?

– Тебе какое дело? Ты сюда больше никогда не придешь. – Губы подруги обиженно задрожали. – Нажралась рыбы, и вали отсюда. Подруга еще называется...

– Ну ладно, прости. – Зойка потянула «молнию» книзу. – Ну погорячилась, с кем не бывает. Тебя терпеть, сама ведь знаешь...

Она вновь разоблачилась и потопала в гостиную. Эльмира молча последовала за ней. Там они уселись в кожаные кресла с высокими спинками и принялись буравить друг друга сердитыми взглядами.

– Чего сказал-то? – не выдержала первой Зойка. – Ты так выла, Эл, я впервые после похорон по-настоящему испугалась за тебя...

– Он... – Эльмира хотела было рассказать ей всю предысторию своей истерики, но горло неожиданно перехватило удушье. – Он остановил свою мамашу...

– Это не то, – отмахнулась от нее Зойка. – Что такого он сказал, что ты так орала. Тебя было слышно аж на первом этаже!..

– Он... Он пожалел меня... – Эльмира подняла на подругу глаза, и та невольно ахнула – боли, излившейся из них, хватило бы на пятерых. – Зой, он назвал меня сиротой... Он пожалел меня...

И тут, к безумному изумлению и вящей радости ее подруги, Эльмира разрыдалась. Навзрыд, без устали повторяя одно и то же: «Он пожалел меня, он назвал меня сиротой...», Эльмира плакала.

Зойка сидела в кресле, боясь шевельнуться. О том, что сейчас происходило с ее самой близкой подругой, она мечтала долгие-долгие месяцы. Она искренне надеялась, что слезы и только слезы смогут исцелить ее милую Эльмирочку. Она верила в это со дня гибели ее родителей. Верила и тщетно уговаривала поплакать. Окаменевшая девушка лишь смотрела на нее полными скорби глазами и еле слышно шептала: